Забавно… Город может быть многолюдным, кипящим и пустынным одновременно, - Аличе стояла у окна и задумчиво наблюдала за несколькими горожанами, опоздавшими на площадь к моменту въезда королевской свиты, и теперь со всех ног спешащими  туда - урвать хоть каких-то радостей жизни. Когда они скрылись, завернув за угол, улица словно выдохнула, сжалась – как артерии, из которых выпустили всю кровь – и замерла, в ожидании новых обитателей. Пожалуй, покатись сейчас по мостовой колючие клубки “перекати-поля”, Аличе и то не удивилась бы.
- Элиша, солнце, подай матушке напиться!
Девушка оторвалась от созерцания опустевшей улицы и обернулась к матери. Баронесса, бледная до какого-то неестественного и весьма пугающего зеленушного оттенка кожи, полулежала, опершись на груду взбитых подушек, и недвусмысленно указывала рукой на столик, где стоял кувшин и бокалы. В принципе, расстояние было невелико, и вполне могло показаться, что баронесса, стоически превозмогая слабость, сама уже тянется к нему, но дочь прекрасно знала, что это не так: ни одного лишнего движения, если рядом есть кто-то, кто может и должен помочь. Впрочем, в данной ситуации это было оправдано: баронесса Карелла-Алайос вот уже неделю не могла придти в себя и оправиться от известия о смерти своего дрожайшего супруга.
Неисповедимы пути истинной Веры, - никто и подумать не мог, что безвременная кончина барона окажется для нее таким ударом. Когда они виделись в последний раз? Год… Полтора года назад? Аличе подала матери бокал и заботливо принялась поправлять подушки, помогая ей чуть приподняться… А когда от баронессы последний раз слышали доброе слово о собственном муже? Наблюдали улыбку в его адрес? Гордячка! Порвав все связи с семьей и предпочтя страсть состоянию, Маргарет Ладлоу, младшая дочь прекрасной Лилианы, со временем поняла, что выбирать – вообще не в ее натуре: она хотела всего и сразу. Любовь любовью, но проигрывать знатным родам, позволять кому бы то ни было смотреть на нее сверху вниз!?... Это было невыносимо, - унизительно и горько. Поэтому уже через пару лет, подарив супругу наследника, баронесса поставила вопрос ребром: не быть первым – значит быть никем. А с ничтожествами она знаться не желает. В ответ на первое такое заявление барон пожал плечами, брякнул что-то ненавязчиво-примирительное и снова отбыл в неизвестном направлении. Вероятно, отмечать рождение сына… Молчаливая война между супругами затянулась, очень быстро перейдя в длительную осаду, лишь изредка перемежаясь то краткими перемириями, то шумными скандалами: барон не собирался менять себя, доказывать что-то новоиспеченной хозяйке более чем скромного поместья, либо уговаривать ее образумиться и наслаждаться жизнью. Возможно, - зря… Теперь разыгрывать оскорбленное достоинство и заламывать непомерную цену своему вниманию баронессе было уже незачем… Да и раскаиваться было поздно,  - хотя, очевидно, было в чем…
Аличе поставила бокал на прежнее место и, спокойно слушая тихие причитания матери,  которые, к слову, по-прежнему временами перемежались обиженными проклятиями, а иногда и всхлипами, вновь отвернулась к окну.  Она сочувствовала ей, но не признать закономерность и справедливость произошедшего, не могла: баронесса явно заигралась, остановиться следовало… ну, хотя бы лет десять назад, ведь уже тогда было ясно, что выбранная дорожка никуда не приведет.
Искать обходные пути, никогда не забывать искать обходные пути…
По причине этих безрадостных событий Круговое Паломничество было для семейства Карелла-Алайос порой отнюдь не праздничной. Старший сын, Фредерико, уже несколько дней как отбыл в родовое имение, в восточные пределы епископата – организовывать похороны прежнего барона и вступать во владение имением. Марко (вернее, - Марк, как он просил его именовать, следуя столичной моде) нес в данный момент своеобразную повинность, представляя род Карелла-Алайос в королевской резиденции… А Аличе слушала бесконечные стенания баронессы и кусала губы, время от времени поглядывая из окна в сторону Пласа Майор… Она бы с радостью поменялась с Марко местами, но – “не пристало”…
Впрочем, самым печальным лично для Аличе, как это ни ужасно, была отнюдь не смерть отца, которого она едва помнила в лицо, и не вынужденное дежурство у постели капризной баронессы, а письмо Фредерико, которое доставили нынче утром и в котором – в кои-то веки весьма четко и без прикрас – было описано состояние поместья и родовых владений Карелла-Алайос. Аличе не была особенно хозяйственна, но считать и делать выводы из полученной информации умела: баронессе впору было стенать не о том, что муженек “опять ее подвел”, а о том, что кроме печальных воспоминаний оставил им по себе разве что коллекцию оружия да родовое имя.
Аличе искоса взглянула на мать: если ничего кардинально не изменится, проблемы житейские еще не скоро займут ее мысли, а жаль… Фредерико не волшебник и не сможет заставить камень цвести – уж по крайней мере не этой осенью. А Марко и вовсе откажется возвращаться к проблемам, с которыми он давно уже распростился: у него своя, горняя дорожка. Да и хлеб насущный, хоть и скромный, – тоже свой.
Искать обходные пути, никогда не забывать искать обходные пути…
Аличе взодхнула и решительно отвернулась от окна – долой размышления о том, что не сбылось. Пора возвращаться на грешную землю.